Как сражался гитлер в первую мировую войну. Участие в первой мировой войне

24 мая 1913 года Гитлер покинул Вену и переехал в Мюнхен, где поселился в квартире портного и торговца Йозефа Поппа на Шляйсхаймерштрассе. На жизнь он зарабатывал по-прежнему коммерческой живописью. В столице Баварии его в конце концов по наводке мюнхенской полиции разыскали австрийские военные власти. До этого же он жил в баварской столице вполне безбедно, даже лучше, чем в Вене. Да и контакт с австрийским военным ведомством, как оказалось, никаких неприятностей Гитлеру не принес. Вообще жизнь в Мюнхене накануне Первой мировой войны он впоследствии называл счастливым временем.

19 января 1914 года полицейские доставили Гитлера в австрийское консульство. В связи с этим он направил письмо с налоговой декларацией в магистрат Линца, который требовал его явки для отбытия воинской повинности. Гитлер писал: «Я зарабатываю как свободный художник только для того, чтобы обеспечить себе дальнейшее образование, так как совершенно лишен средств (мой отец был государственным служащим). Добыванию средств к существованию я могу посвятить только часть времени, так как все еще продолжаю свое архитектурное образование. Поэтому мои доходы очень скромны, их хватает только на то, чтобы прожить. В качестве доказательства прилагаю свою налоговую декларацию и прошу вновь возвратить ее мне. Сумма моего дохода указана здесь в размере 1200 марок, причем она скорее завышена, чем занижена (интересно было бы поглядеть на человека, который завышает свои доходы в налоговой декларации. - Б. С .), и не надо полагать, что на каждый месяц приходится ровно по 100 марок».

Гитлер явно прибеднялся, стремясь разжалобить чиновников родного города: авось посочувствуют и решат, что бедного художника можно и не забирать в армию. И своей цели Адольф добился. В сообщении консульства о визите Гитлера, посланном в Вену и Линц, говорилось: «По наблюдениям полиции и по личным впечатлениям, изложенные в прилагаемом оправдательном заявлении данные полностью соответствуют истине. Он также якобы страдает заболеванием, которое делает его непригодным к военной службе... Поскольку Гитлер произвел благоприятное впечатление, мы пока отказались от его принудительной доставки и порекомендовали ему непременно явиться 5 февраля в Линц на призывную комиссию... Таким образом, Гитлер выедет в Линц, если магистрат не сочтет нужным учесть изложенные обстоятельства дела и его бедность и не даст согласие на проведение призывной комиссии в Зальцбурге».

На самом деле 100 марок, с учетом реального масштаба цен, было больше, чем месячный заработок Гитлера в Вене, составлявший 60–65 крон. Ведь цены в Мюнхене были существенно ниже венских. Кстати, начинающий банковский служащий в Мюнхене в то время зарабатывал всего 70 марок в месяц.

В Вене, для того чтобы каждый день обедать в ресторане, требовалось 25 крон в месяц, а в Мюнхене - 18–25 марок. Самая плохонькая комната в Вене стоила 10–15 крон, а за хорошую меблированную комнату с отдельным входом в Мюнхене Гитлер платил всего 20 марок. За вычетом расходов на завтраки и ужины у него оставалось в месяц не менее 30 марок на другие нужды, тогда как в Вене свободных денег у него практически не оставалось. А поскольку Гитлер был неприхотлив, у него даже, судя по всему, накопились кое-какие сбережения. В 1944 году он признался своему личному фотографу Генриху Хоффману, что в 1913–1914 годах в Мюнхене ему было нужно не более 80 марок в месяц.

Как и в Вене, в Мюнхене Гитлер был очень одинок. Можно допустить, что и там, и там у него были мимолетные связи с женщинами, но ничего конкретного на этот счет до сих пор неизвестно. Окружающие смотрели на Гитлера как на чудака, что его ничуть не задевало. Он по-прежнему много читал, причем не только книги по искусству и философии, но и труды по военному делу, словно предчувствуя, что вот-вот грянет мировая война.

При этом Гитлер хорошо, со вкусом одевался и часто вечерами общался в кафе и пивных с людьми искусства - такими же, как он, художниками, поэтами и музыкантами второго-третьего ряда, не получившими общественного признания. Он охотно обсуждал не только культурные, но и политические темы и обнаружил необыкновенный дар убеждения собеседников - впоследствии многие из них вступили в национал-социалистическую партию. Но близко он ни с кем не сходился и никому не открывал душу, в том числе, как мы увидим дальше, и любимым женщинам.

5 февраля 1914 года Гитлер отправился на призывную комиссию в Зальцбург. Власти Линца приняли во внимание его мнимую бедность и разрешили проходить призывную комиссию в Зальцбурге, который находился гораздо ближе к Мюнхену. Комиссия признала его «негодным к строевой и вспомогательной службе ввиду слабого телосложения» и освободила от отбывания воинской повинности. Гитлер отнюдь не собирался манкировать исполнением своего воинского долга, но предпочел сделать это в рядах баварской, а не австрийской армии. Как раз в дни его приезда в Мюнхен разразился скандал, связанный с делом Альфреда Редля. В ночь на 25 мая 1913 года в Вене покончил с собой полковник австро-венгерского Генштаба Редль, разоблаченный как русский шпион. Зная о его гомосексуальных наклонностях, российская разведка путем шантажа заставила его выдать план стратегического развертывания императорско-королевской армии. Случай с Редлем был расценен Гитлером как свидетельство разложения австро-венгерской армии и подкрепил его убеждение не служить в ней. В книге «Моя борьба» он признавался: «Я покинул Австрию в первую очередь по политическим причинам. Я не хотел воевать за габсбургское государство». Немецкий историк Вернер Мазер так характеризовал позицию Гитлера: «Он не хочет служить в одной армии с чехами и евреями, воевать зa габсбургское государство, но всегда готов умереть зa Германский Рейх». Гитлер был горячо убежден, что Австро-Венгрия давно уже «перестала быть германским государственным образованием», что в дунайской монархии единственными носителями идеи тесного союза с Германией «остались только Габсбурги и немцы. Габсбурги из расчета и по необходимости, а немцы вследствие доверчивости и политической глупости». Он не сомневался, что внутренняя нестабильность приведет к скорому распаду габсбургской империи. И уже тогда, в Мюнхене, Гитлер не раз говорил, что «будущее немецкой нации зависит от уничтожения марксизма».

1 августа 1914 года Германия объявила войну Франции и России, а уже 16 августа Гитлер в Мюнхене вступил добровольцем в баварский 16-й резервный пехотный полк. Свои чувства в момент получения известия о начале войны в книге «Моя борьба» он передавал следующим образом: «Те часы стали для меня как бы избавлением от неприятных воспоминаний юности. Я не стыжусь... признаться, что от охватившего меня восторга упал на колени и от всего сердца возблагодарил небеса за то, что мне даровано счастье жить в такое время».

8 октября 1914 года рядовой 6-го рекрутского запасного батальона 16-го Баварского пехотного полка Адольф Гитлер принес присягу сначала королю Баварии Людвигу III, а затем, как австрийский подданный, своему императору Францу-Иосифу I. А уже в середине октября он в составе 1-й пехотной роты 16-го полка оказался на Западном фронте. Свои первые боевые впечатления во Фландрии во время сражения под Ипром Гитлер описал наиболее подробно в феврале 1915 года в письме своему мюнхенскому товарищу асессору Эрнсту Хеппу. Это наиболее подробная зарисовка «окопной правды», вышедшая из-под пера фюрера: «Уже 2 декабря я получил Железный крест. Возможностей для его получения, слава богу, было более чем достаточно. Наш полк попал не в резерв, как мы думали, а уже 29 октября с утра был направлен в бой, и вот уже три месяца мы не даем им покоя ни на минуту - если не в наступлении, так в обороне. После очень красивого путешествия по Рейну мы 31 октября прибыли в Лилль. Уже в Бельгии были заметны признаки войны. Лёвен был весь в развалинах и пожарищах... Где-то около полуночи мы вошли наконец в Лилль... Днем мы немного занимались боевой подготовкой, осматривали город и главным образом восхищались колоссальной военной машиной, которая во всей красе разворачивалась на наших глазах и наложила отпечаток на весь Лилль. Ночью мы пели песни, некоторые из нас в последний раз. На третью ночь в 2 часа вдруг объявили тревогу, и в 3 часа мы двинулись на сборный пункт. Никто из нас толком ничего не знал, однако мы решили, что это учебная тревога... Где-то в 9 часов мы остановились в каком-то дворцовом парке. Два часа привала, а потом опять в путь до 8 часов вечера... После долгих мытарств добрались до разбитого крестьянского подворья и устроили привал. Той ночью мне пришлось стоять на часах. В час ночи снова объявили тревогу, и в 3 часа мы двинулись маршем. Перед этим пополнили боеприпасы. Пока мы ожидали приказа двигаться вперед, мимо нас проехал на коне майор Цех: завтра мы идем в атаку на англичан. Все радуются: наконец-то. Сделав это объявление, майор занял свое место во главе колонны и пошел пешком. В 6 часов утра мы около какой-то гостиницы встречаемся с другими ротами, а в 7 часов все и начинается. Мы повзводно проходим через расположенный справа от нас лес и в полном порядке выходим на луг. Перед нами вкопаны четыре орудия. Мы занимаем за ними позиции в больших окопах и ждем. Над нами уже свистит первая шрапнель и срезает деревья на опушке, как соломины. Мы с любопытством глядим на все это. У нас еще нет настоящего чувства опасности. Никто не боится, все ждут команды «В атаку!». А дела становятся все хуже. Говорят, что уже есть раненые. Слева появляются 5 или молодчиков в мундирах цвета глины, и мы вопим от радости. 6 англичан с пулеметом. Мы смотрим на конвоиров. Они гордо шагают вслед за своей добычей, а мы все еще ждем и почти ничего не можем рассмотреть в адском дыму перед нами. Наконец команда «Вперед!». Мы рассыпаемся цепью и мчимся по полю в направлении небольшого хутора. Слева и справа разрывается шрапнель, свистят английские пули, но мы не обращаем на них внимания. Залегаем на десять минут, а потом опять вперед, бегу впереди всех и отрываюсь от взвода. Тут сообщают, что подстрелили взводного Штевера. «Вот так дела», - успеваю я подумать, и тут начинается. Поскольку мы находимся посреди открытого поля, нужно как можно быстрее бежать вперед. Капитан бежит впереди. Теперь уже падают и первые среди нас. Англичане направили на нас огонь пулеметов. Мы бросаемся на землю и медленно ползем по канаве.

Иногда мы останавливаемся, это означает, что кого-то опять подстрелили, и он не дает двигаться вперед. Мы выволакиваем его из канавы. Так мы ползем до тех пор, пока канава не кончается и опять надо выбираться на поле. Через 15–20 метров мы добираемся до большой лужи. Один за другим мы вскакиваем туда и занимаем позицию, чтобы отдышаться. Но залеживаться некогда. Быстро выбираемся и марш-марш к лесу, до которого примерно 100 метров. Там мы постепенно опять собираемся вместе. Лес уже сильно поредел. Теперь нами командует вице-фельдфебель Шмидт, отличный здоровенный парень. Мы ползем по опушке. Над нами свистят пули и осколки, и вокруг падают сбитые сучья и куски деревьев. Потом на опушке рвутся снаряды, поднимая облака камней, земли и песка и вырывая огромные деревья с корнями, а мы задыхаемся в желто-зеленом ужасном, вонючем дыму. Вечно здесь лежать не имеет смысла, если уж погибать, так лучше в поле. Тут подходит наш майор. Мы снова бежим вперед. Я прыгаю и бегу изо всех сил по лугу, через свекольные грядки, перепрыгиваю через окопы, перелезаю через проволоку и кустарниковые загороди и вдруг слышу впереди крики: «Сюда, все сюда». Передо мной длинная траншея, и через мгновение я спрыгиваю в нее. Передо мной, за мной, слева и справа туда же прыгают и другие. Рядом со мной вюртембержцы, а подо мной мертвые и раненые англичане. Вюртембержцы заняли траншею уже раньше нас. Теперь становится ясно, почему мне было так мягко спрыгивать. В 240–280 метрах слева от нас видны еще английские окопы, а справа дорога... которая находится в их руках. Над нашей траншеей беспрерывный железный град. Наконец в 10 часов начинает работу наша артиллерия. Пушки бьют одна за другой, 1, 2, 3, 4-я и т. д. То и дело перед нами снаряд попадает в английские окопы. Англичане выскакивают как из муравейника, и мы снова бежим в атаку.

Моментально проскакиваем поле и после рукопашной, которая местами была довольно кровавой, выбиваем их из окопов. Многие поднимают руки. Всех, кто не сдается, мы приканчиваем. Так мы освобождаем траншею за траншеей. Наконец выбираемся на большую дорогу. Слева и справа от нас молодой лес. Входим в него. Выгоняем оттуда целые своры англичан. Наконец доходим до места, где лес кончается и дорога идет дальше по чистому полю. Слева стоят какие-то хутора, которые еще заняты противником, и по нас открывают оттуда ужасный огонь. Люди падают один за другим. И тут появляется наш майор, храбрый как черт. Он спокойно курит. Вместе с ним его адъютант лейтенант Пилоти. Майор быстро оценивает обстановку и приказывает сосредоточиться слева и справа от дороги и приготовиться к атаке. Офицеров у нас уже нет, да и унтер-офицеров почти не осталось. Поэтому все, кто еще в состоянии, вскакивают и бегут за подкреплением. Когда я во второй раз возвращаюсь с группой отколовшихся вюртембержцев, майор с простреленной грудью лежит на земле. Вокруг него куча трупов. Теперь остается только один офицер, его адъютант. В нас клокочет ярость. «Господин лейтенант, ведите нас в атаку», - кричат все. Мы движемся через лес слева от дороги, по дороге не пройти. Четыре раза мы поднимаемся в атаку - и четыре раза вынуждены отойти. Изо всей моей команды кроме меня остается всего один человек. Наконец и он падает. Мне отрывает выстрелом рукав кителя, но каким-то чудом я остаюсь живым и здоровым. В 2 часа мы идем наконец в пятую атаку и на этот раз занимаем опушку леса и хутор. Вечером в пять часов мы собираемся вместе и окапываемся в 100 метрах от дороги. 3 дня идут бои, пока наконец на третий день мы не опрокидываем англичан. На четвертый день маршируем назад... Только там мы оценили, насколько тяжелы наши потери. За 4 дня наш полк сократился с трех с половиной тысяч человек до 600 человек (своему мюнхенскому квартирному хозяину Й. Поппу Гитлер еще в декабре 1914 года писал, что в полку из 3600 человек осталось 611. - Б. С.). Во всем полку осталось только 3 офицера, 4 роты пришлось переформировать. Но мы были горды тем, что опрокинули англичан. С тех пор мы постоянно на передовой. В Мессине меня в первый раз представили к Железному кресту, а в Витшете - во второй, на этот раз представление на меня... подписал господин подполковник Энгельхардт, наш полковой командир. 2 декабря я его наконец получил. Я теперь служу посыльным при штабе. Служба здесь немного почище, но зато и опаснее. В одном только Витшете в день первого наступления из нас восьмерых троих человек убило, а одного тяжело ранило. Нас, четверых оставшихся в живых, и раненого наградили. В тот раз эта награда спасла нам жизнь. Когда обсуждался список представленных к кресту, в палатку зашли 4 командира роты. Из-за тесноты нам четверым пришлось ненадолго выйти. Мы не простояли снаружи и пяти минут, как вдруг снаряд попал прямо в палатку, тяжело ранил подполковника Энгельхардта, а все остальные в штабе либо ранены, либо убиты. Это был самый ужасный момент в моей жизни. Мы все просто обожали подполковника Энгельхардта.

К сожалению, надо заканчивать, и я прошу Вас, уважаемый господин асессор, простить меня за плохой почерк. Я сейчас слишком нервничаю. День за днем мы с 8 часов утра до 5 часов вечера находимся под сильнейшим артиллерийским огнем. Со временем это может испортить даже самые крепкие нервы. За обе посылки, которые Вы, господин асессор, были так добры послать мне, выражаю Вам и Вашей дражайшей супруге самую сердечную благодарность. Я часто вспоминаю Мюнхен, и у каждого из нас только одно желание: чтобы как можно быстрее рассчитаться с этими бандитами, чего бы это ни стоило, и чтобы те из нас, кому повезет снова вернуться на родину, увидели ее очищенной от всякой иноземщины, чтобы благодаря тем жертвам и страданиям, которые сотни тысяч из нас испытывают каждый день, и тем рекам крови, которые проливаются в борьбе с международным заговором врагов, мы не только разбили внешних врагов Германии, но чтобы рухнул и внутренний интернационализм. Это важнее, чем любые завоевания территории. Все начнется с Австрии, как я всегда говорил».

Здесь звучит не только гордость военными успехами, но и искреннее сострадание к погибшим и раненым товарищам. У Гитлера была вполне понятная ненависть к своим противникам, свойственная только что вышедшим из боя солдатам. Но у него уже тогда отчетливо проявлялась ксенофобия, вылившаяся в стремление очистить Германию от «иноземцев» (в Германию он уже в ту пору включал Австрию).

Насчет потерь 16-го Баварского пехотного полка существуют данные официальных донесений. Согласно официальному списку потерь, 29 октября 1914 года, в день «крещения огнем», в полку погибло 349 человек, а в период с 30 октября по 24 ноября 1914 года - еще 373 человека (основная часть - в начале октября и в начале ноября, в период наиболее интенсивных боев). С учетом того, что раненых было, вероятно, примерно втрое больше, в строю к концу ноября действительно могло остаться около 600 человек. Так что приводимые Гитлером данные надо признать весьма точными. Всего же за войну 16-й полк потерял погибшими 3754 солдата, унтер-офицера и офицера.

Характерно, что в письме Гитлера Эрнсту Хеппу тезис кайзеровской пропаганды о международном заговоре против Германии переживается вполне искренне, и сам собой напрашивается вывод о необходимости параллельно расправиться с «врагом внутренним» - интернационализмом. Тем самым как бы предвосхищается родившаяся в 1918 году легенда «об ударе кинжалом в спину» - о том, что именно «подрывная деятельность» социал-демократов привела к краху фронта и поражению Германии. Самое же интересное то, что в этом письме уже в сжатом виде содержится программа будущей германской экспансии, на случай поражения, которую надо будет начать с Австрии. Как хорошо известно, именно аншлюс Австрии стал первой аннексией Гитлера - прелюдией ко Второй мировой войне. И что еще весьма любопытно: англичан, «расово близкий» германскому народ, будущий фюрер по-простому именовал бандитами. Подобное чувство заставляет усомниться в реальности комбинаций англо-германского союза, которые рейхсканцлеру Гитлеру потом приписывали как основополагающую идею нацистской внешней политики. Скорее это были чисто пропагандистски-дипломатические маневры.

Письмо Хеппу опровергает также широко распространенное мнение, что только в 1919 году Гитлер ощутил политическую деятельность как свое призвание. Уже в этом письме мы совсем не видим художника, зато видим политика-экстремиста с определенной программой действий.

И еще. Судя по описанию своего первого боя, Гитлер в нем непременно должен был убить кого-то из неприятельских солдат, и, скорее всего, не одного. Вероятно, кого-то он убил и в последующих боях - всего таких боев на счету Гитлера было более 30. Зато после Первой мировой войны глава Национал-социалистической рабочей партии Германии и фюрер германского народа своими руками больше не убил ни единого человека, предпочитая уничтожать миллионы людей одним росчерком пера.

О своих первых боях Гитлер 3 декабря 1914 года писал также Й. Поппу: «Мне присвоили ефрейтора, и я словно чудом остался жив, а после трехдневного отдыха все началось сначала. Мы воевали в Мессине, а потом в Витшете. Там мы еще дважды ходили в атаку, но на этот раз было тяжелее. В моей роте осталось 42 человека, а во 2-й - 17. Сейчас пришел транспорт с пополнением всего 1200 человек. Меня уже после второго боя представили к Железному кресту. Но командира роты в тот же день тяжело ранило, и все спустили на тормозах. Зато я попал ординарцем в штаб. С тех пор я, можно сказать, каждый день рискую жизнью и смотрю смерти в глаза. Подполковник Энгельхардт затем уже сам представил меня к Железному кресту. Но в тот же день и он был тяжело ранен. Это был уже наш второй командир полка, так как первый (Лист, имя которого получил полк. - Б. С.) погиб уже на третий день. На этот раз меня опять представил адъютант Айхельсдёрфер, и вчера, 2 декабря, я все-таки получил Железный крест. Это был самый счастливый день в моей жизни. Почти все мои товарищи, которые тоже заслужили его, погибли. Прошу Вас, дорогой господин Попп, сохранить газету, где написано о награждении. Мне хотелось бы, если Господь Бог оставит меня в живых, сохранить ее на память... Я часто вспоминаю о Мюнхене и особенно о Вас, дорогой господин Попп... Иногда я так тоскую по дому».

В тот момент Гитлер, несомненно, верил в Бога, как и большинство солдат, которые на фронте ежедневно подвергаются смертельной опасности. И то. что, пробыв четыре года на фронте, уцелел, он приписал собственной богоизбранности. Провидение, думал Гитлер, сохранило его для великих дел. А два своих военных отпуска он проводил в Шпитале - «родовом гнезде» Гитлеров. Веру в Бога Гитлер сохранил и в дальнейшем. Только это был не христианский всепрощающий и жертвенный Бог, а языческое Провидение, отмечающее своей печатью сильных и равнодушное и даже враждебное к слабым.

Военное прошлое навсегда осталось для фюрера символом героического в его жизни. В книге «Моя борьба» Гитлер писал: «Добровольцы из полка имени Листа, может быть, и не умели воевать, но умирать они умели как старые солдаты. Это было только началом. Потом год шел за годом. Романтику первых боев сменили суровые военные будни. Энтузиазм постепенно охладел, и безудержный восторг сменился страхом смерти. Настало время, когда в каждом боролись инстинкт самосохранения и чувство долга. Такая борьба происходила и во мне... Зимой 1915/16 года эта борьба закончилась. Безоговорочную победу в ней одержала воля. Если в первые дни я мог ходить в атаки со смехом и восторгом, то теперь я был полон спокойствия и решимости. И это осталось навсегда... Юный доброволец превратился в опытного солдата».

Гитлер был хорошим солдатом. Уже 1 ноября 1914 года ему присвоили звание ефрейтора. В этом же месяце он был переведен в штаб полка связным. Здесь Гитлер служил до октября 1915 года, когда его перевели связным командира 3-й роты 16-го полка. 5 октября 1916 года во время битвы на Сомме Гитлер под Ле-Баргюром был ранен в бедро и почти три месяца провел в лазарете в Белитце, под Берлином. 17 сентября 1917 года за героизм, проявленный в боях во Фландрии, ефрейтор Гитлер был награжден крестом за военные заслуги с мечами 3-й степени. 9 мая 1918 года последовала новая награда - полковой диплом за выдающуюся храбрость в сражении при Фонтене. 4 августа 1918 года за участие во втором сражении на Марне - последнем германском наступлении в Первой мировой войне - Гитлер удостоился своей высшей награды - Железного креста 1-й степени. Этот орден солдатам и унтер-офицерам жаловался весьма редко, так что ефрейтор должен был совершить нечто весьма выдающееся, чтобы заслужить его. 25 августа 1918 года Гитлер получил свою последнюю награду - знак служебного отличия. А 15 октября 1918 года перенес тяжелое отравление газами под Ла-Монтенем, и его участие в войне закончилось. Вплоть до 19 ноября он провалялся в прусском тыловом лазарете в Пазевальке, где на время даже потерял зрение. В дальнейшем был определен в 7-ю роту 1-го запасного батальона 2-го Баварского пехотного полка.

Все отзывы о военной службе Гитлера, данные до 1923 года - времени его появления на политической арене, - исключительно положительные. Это позднее, и особенно после 1933 года, противники Гитлера тиражировали версии, будто свои Железные кресты он получил по блату. Но, например, тот же адъютант полка Айхельсдёрфер в написанной в 1932 году истории 16-го Баварского резервного пехотного полка имени Листа отмечал, что Гитлер был весьма осмотрительным солдатом и настойчиво уговаривал подполковника Энгельхардта поберечь себя, чтобы не попасть под огонь неприятеля.

Бывший командир 16-го полка подполковник фон Люнешлос весной 1922 года свидетельствовал, что «Гитлер никогда не подводил и особенно хорошо подходил для поручений, непосильных для других ординарцев». А другой командир того же полка, генерал-майор Фридрих Петц, утверждал: «Гитлер... демонстрировал большую живость ума, физическую ловкость, силу и выносливость. Его отличали энергия и безоглядная смелость, с которой он в сложных ситуациях в бою шел навстречу опасности». Еще один полковой командир, риттер Макс Йозеф фон Спатни, вспоминал 20 марта 1922 года: «Очень неспокойный и тяжелый фронт (Северная Франция, Бельгия), где постоянно действовал полк, предъявлял к каждому солдату самые высокие требования с точки зрения самопожертвования и личной храбрости. В эгом отношении Гитлер представлял для всех окружающих образец. Его личная энергия, образцовое поведение в любых ситуациях боя оказывали сильное воздействие на товарищей. Поскольку это сочеталось у него со скромностью и удивительной неприхотливостью, он пользовался глубочайшим уважением как солдат, так и командиров». А последний полковой командир Гитлера полковник граф Антон фон Тубёф, вручивший ему Железный крест 1-й степени, писал в мемуарах, что Гитлер «был неутомим в службе и всегда был готов прийти на помощь. Не было такого случая, чтобы он не вызвался добровольцем на самое трудное и опасное дело, демонстрируя постоянную готовность пожертвовать своей жизнью ради других и ради блага родины. Чисто по-человечески он был мне ближе всех среди солдат, и в личных беседах я восхищался его беспримерной любовью к родине, порядочностью и честностью во взглядах». Тубёф стал единственным офицером 16-го Баварского пехотного полка, которого Гитлер после прихода к власти произвел в генералы.

В представлении к Железному кресту 1-й степени, подписанном подполковником фон Годином 31 июля 1918 года, отмечалось: «Будучи посыльным (Гитлер был самокатчиком, т. е. посыльным на велосипеде. - Б. С.), он являл собой в условиях и позиционной, и маневренной войны пример хладнокровия и мужества и всегда вызывался добровольцем, чтобы в самых тяжелых ситуациях с величайшей опасностью для жизни доставить необходимые распоряжения. Когда в тяжелых боях обрывались все линии связи, важнейшие сообщения, несмотря на все препятствия, доставлялись по назначению благодаря неутомимому и мужественному поведению Гитлера. Гитлер награжден Железным крестом 2-й степени за бой при Витшете 2.12.1914 г. Я считаю, что он абсолютно достоин награждения Железным крестом 1-й степени».

Фриц Видеман, адъютант батальона, в котором служил Гитлер, на допросе у союзников 7 сентября 1948 года, когда надо было иметь определенное мужество, чтобы сказать хоть какое-то доброе слово о Гитлере, на вопрос о получении Гитлером Железного креста 1-й степени ответил: «Он получил его по праву. Я сам составил первое представление». В полку же первое представление составил адъютант (начальник штаба) полка Гуго Гутман, еврей по национальности, что впоследствии придало делу дополнительную пикантность. Кстати, в дальнейшем Гитлер не забыл Видемана. После прихода нацистов к власти, в 1934–1939 годах, тот руководил в личной канцелярии фюрера отделом, который занимался «письмами трудящихся», прошениями о помиловании и т. п. Потом Видеман стал дипломатом, готовил Мюнхенское соглашение, был германским консулом в Сан-Франциско и Шанхае, а на одном из Нюрнбергских процессов получил 28 месяцев тюрьмы как «второстепенный нацистский преступник».

Одним из подвигов, за которые Гитлер удостоился Железного креста 1-й степени, было спасение жизни командиру 9-й роты 17 июля 1918 года. Во время боя к югу от Куртьези Гитлер увидел офицера, тяжело раненного американским осколком, и дотащил его до своих окопов. Еще один подвиг, в совокупности с другими потянувший на эту высокую награду, заключался в том, что Гитлер под обстрелом пробрался на позиции артиллерии и предотвратил открытие огня по своей пехоте.

Все перечисленные качества Гитлера-солдата, героя Первой мировой войны, по всей видимости, соответствуют действительности. Не могли же все его начальники сговориться и петь дифирамбы никому не известному в тот момент ефрейтору!

Но, замечу, как раз эти качества, хладнокровие, энергия, бесстрашие, весьма полезны командиру. Почему же начальники, охотно и щедро награждавшие Гитлера крестами, так и не произвели его в офицерский чин и даже в унтер-офицерский? Тут таится какая-то загадка, которую, возможно, никогда не удастся разгадать. На допросе в Нюрнберге тот же Ф. Видеман утверждал: «Мы не могли обнаружить в нем командирских качеств. Говорят, что и сам Гитлер не хотел, чтобы его повышали».

Первая часть утверждения выглядит сомнительной. Как мы убедились, начальники назвали ряд качеств Гитлера, которые могли пригодиться командиру на поле боя. А вот вторая часть вызывает доверие и хорошо объясняет, почему Гитлер не поднялся в чинах выше ефрейтора. По всей видимости, в тот момент он предпочитал, отдавая дань своему характеру, занимать такую должность, где он мог самостоятельно, ни от кого не завися, ни от начальников, ни от подчиненных, проявить свою волю, энергию и смекалку. Должность посыльного его стопроцентно устраивала.

Но возможно, тут был еще один, сугубо интимный момент. На фронте Гитлера посетила первая настоящая любовь. А должность посыльного позволяла длительное время пребывать в одном и том же населенном пункте, где размещался штаб полка и где он имел возможность регулярно встречаться со своей любовницей.

Ее звали Шарлотта Лобжуа. Она родилась 14 мая 1898 года во французской деревне Секлен недалеко от бельгийской границы, в семействе мясника. Любовная связь между ней и Гитлером происходила в 1916–1917 годах. Шарлотта отличалась довольно легким поведением, мужчин и до Гитлера, и после Гитлера у нее было немало. Гитлер нарисовал ее портрет маслом, с которого на нас смотрит довольно миловидная, пухленькая девушка. В марте 1918 года Шарлотта родила от Гитлера сына Жана Мари, которому впоследствии дала фамилию Клемана Феликса Лоре, за которого в 1922 году, уже в Париже, вышла замуж. Только перед смертью, 13 сентября 1951 года, она сообщила сыну, что его отец - Адольф Гитлер. Ф. Видеман вспоминал в 1964 году: «Полк находился на позициях южнее Лилля, а штаб полка в Фурне, в доме нотариуса. В те периоды, когда в сводках сообщалось: «На Западе без перемен», у наших посыльных, да и у всего штаба полка, жизнь была относительно спокойной. Гитлер жил в доме мясника Гомбера, где встречался с Шарлоттой Лобжуа. 26 июня 1940 года он вновь навестил свою прежнюю квартиру, владельцем которой к этому времени стал мясник Кустенобль». Шарлотта следовала за Адольфом в различные пункты дислокации 16-го полка - в Премону, где они познакомились, затем в Фурн, Ваврен, родной Секлен, а затем в бельгийское местечко Ардойе. Квартирный хозяин Гитлера в Ардойе Йозеф Гутхальс вспоминал, как Гитлер рисовал по памяти «голых женщин». Однако мы до сих пор не можем сказать, была ли Шарлотта первой девушкой Гитлера, или он уже успел к тому времени приобрести сексуальный опыт в Вене и Мюнхене, а также в первые годы фронтовой жизни. Гораздо позднее, в ночь на 26 января 1942 года, фюрер заявил: «Счастье некоторых государственных деятелей, что они не были женаты: иначе произошла бы катастрофа. В одном жена никогда не поймет мужа: когда в браке он не сможет уделять ей столько времени, сколько она требует... Когда моряк возвращается домой, то для него это не что иное, как заново праздновать свадьбу. После стольких месяцев отсутствия он может теперь несколько недель наслаждаться полной свободой! Со мной такого бы никогда не было. Меня бы жена встречала упреком: «А я?!» К тому же очень мучительно безропотно подчиняться воле жены. У меня было бы угрюмое, помятое лицо, или я бы перестал выполнять супружеские обязанности.

Поэтому лучше не жениться. Самое худшее - это то, что в браке стороны вступают между собой в юридические отношения, отсюда и претензии. Гораздо разумнее иметь любовницу. Никаких тягот, и все воспринимается как подарок. Разумеется, это относится только к великим людям.

Не думаю, что такой человек, как я, когда-нибудь женится. Он придумал себе идеал, в котором фигура одной женщины сочетается с волосами другой, умом третьей и глазами четвертой, и всякий раз сверяет новую знакомую с ним (Гитлер словно цитирует гоголевскую «Женитьбу». - Б. С .). И выясняется, что идеала просто не существует. Нужно радоваться, если девушка в чем-то одном очаровательна. Нет ничего прекраснее, чем воспитывать юное существо: девушка 18–20 лет податлива как воск. Мужчина должен уметь наложить на любую девушку печать своей личности. Женщина только этого и хочет.

Дочь, невеста моего шофера Кемпки, очень милая девушка. Но я не думаю, что они будут счастливы. Кемпку, кроме техники, ничего не интересует, а она умна и интеллигентна.

Ах, какие есть красавицы!.. В Вене мне тоже довелось встречать много красивых женщин».

Следует признать, что местные жители не слишком жаловали гитлеровскую любовницу, которая к тому же впоследствии пристрастилась к «зеленому змию». Одна из жительниц Ваврена, Луиза Дюбан, еще в 1977 году в беседе с В. Мазером с презрением отзывалась об «этой крестьянке», которая «вступила в связь с Гитлером и родила от него сына», да еще в доме ее, Дюбан, родственников. Она утверждала: «Здесь все Гитлера знали. Он повсюду бегал со своим мольбертом и писал свои картины. В июне 1940 года он еще раз приезжал сюда».

Кстати сказать, военные акварели Гитлера специалистами оценивались довольно высоко. В 1919 году в Мюнхене он передал свои работы, главным образом периода войны, на отзыв известному художнику Максу Цеперу, который был настолько поражен их высоким уровнем, что попросил ознакомиться с картинами еще одного эксперта - профессора Фердинанда Штегера, чтобы убедиться, что не ошибся в своей оценке. И профессор Штегер подтвердил, посмотрев пейзажные акварели и писанные маслом портреты: «Совершенно уникальный талант».

В Первую да и во Вторую мировую войну связи немецких солдат и французских и бельгийских девушек были делом вполне обычным - и после них осталось довольно многочисленное потомство. Другое дело, что после освобождения соотечественники не жаловали как женщин, которые таким образом обеспечивали себе сравнительно безбедное существование в условиях оккупации, так и детей, рожденных от немецких военных. Поэтому матери старались записать им в отцы кого-нибудь из французов или бельгийцев и по возможности скрыть обстоятельства их рождения. Так и Шарлотта пыталась, когда уговорила некоего Фризона усыновить Жана Мари, утаить настоящее место рождения сына. В официальных документах значилось, что он родился 25 марта 1918 года в Себонкуре. Однако туда Шарлотта с родителями приехала только в конце 1918 года, когда немцы уже оставили это местечко. В действительности сын Гитлера родился в Секлене.

В конце сентября 1917 года Гитлер навсегда расстался с Шарлоттой. Хотя поначалу ее беременность, похоже, не предвещала беды. На одной из своих картин Гитлер поставил точную дату - 27 июня 1917 года, что вообще-то делал очень редко. Не исключено, что он отметил таким образом день зачатия своего будущего ребенка. Возможно, сначала он хотел сына. Но уже в конце сентября 1917 года он резко порвал с Шарлоттой все отношения и, кстати, возобновил переписку со своими мюнхенскими корреспондентами, прервавшуюся на время романа с француженкой. Неизвестно, какая кошка пробежала между Адольфом и Шарлоттой. Быть может, Гитлеру, верившему в собственное величие, казалось, что Шарлотта слишком уж примитивна для него, необразованна и не способна оценить всю глубину и неповторимость его мыслей. Хотя, с другой стороны, Гитлер не раз высказывался насчет того, что женщина не должна быть чересчур образованна. Так что, скорее всего, возможно, Гитлер просто решил пока что не обременять себя семейной жизнью, тем более с иностранкой, полагая, что это помешает его карьере, все равно - художественной или политической. Не случайно 23 апреля 1942 года он говорил, ссылаясь на Фридриха Великого: «Если от немецкого солдата требуют готовности умереть без всяких условий, то он должен иметь возможность и любить без всяких условий». Вероятно, в тот момент, как и впоследствии, он не хотел связывать себя узами брака, равно как и вообще принимать на себя какие-либо обязательства, сковывающие его свободу воли.

Гитлер, безусловно, был волевым человеком и превыше всего ценил возможность управлять ситуацией. В этом плане даже его самоубийство стало актом подчинения себе обстоятельств в сугубо безвыходном положении. Гитлер погиб так, что его дело стало символом вечности, и не позволил союзникам устроить над собой громкий судебный процесс.

Во всяком случае, уже в мае 1918 года от одного из сослуживцев он узнал, что его любовница родила от него сына в Секлене. И в дальнейшем он помнил о нем. Так, 8 ноября 1923 года он говорил соратнику по партии Мартину Мучману, что где-то во Франции или Бельгии находится портрет его работы, на котором запечатлена мать его сына (портрет отыскали уже после Второй мировой войны).

Осенью 1940 года иностранный отдел СД по приказу Гитлера разыскал в оккупированном Париже Шарлотту Лобжуа-Лоре и ее сына Жана Мари Лоре-Фризона (он был усыновлен неким предпринимателем Фризоном и одно время носил его фамилию). В октябре 1940 года Жан Мари, по его собственным воспоминаниям, был очень вежливо допрошен в штаб-квартире абвера в парижском отеле «Лютеция». Здесь также провели его антропологическое обследование - на предмет соответствия критериям германской расы. Фюрер так и не решился вновь встретиться с бывшей любовницей и с сыном, которого так никогда и не видел. Однако, по свидетельству лиц из его окружения, в частности Ф. Видемана, в 1940–1944 годах Гитлер неоднократно говорил, что очень хотел бы взять к себе своего сына. Но фюрер так и не решился на этот шаг. Возможно, не хотел признавать свою связь с представительницей пусть арийского, но не германского народа. Да и по отношению к Еве Браун он оказался бы тогда в весьма двусмысленном положении. Ведь Гитлер не раз повторял, что фюрер не может посвятить себя семейной жизни до достижения полной победы. А тут выясняется, что у него уже есть взрослый сын. Так или иначе, Гитлер решил остаться отцом всех немцев, а не одного полуфранцуза-полунемца Жан Мари Лоре, мать которого к тому же спившаяся певичка третьеразрядного кабаре в Париже (так Шарлотта зарабатывала на жизнь). Во всяком случае, во время оккупации Шарлотта и ее сын находились под наблюдением немецкой военной администрации, которая следила, чтобы семью никак не притесняли. Наверное, играло роль и то, что Гитлер все же в определенной степени чувствовал вину перед бывшей любовницей, которую бросил в тот момент, когда убедился, что она ждет от него ребенка (чтобы не быть связанным), и не хотел, чтобы она напоминала ему о таком неблагородном поступке. Кстати, сестра Евы Браун Ильза утверждала, что Гитлер ничего не сказал Еве о прежней любовнице и внебрачном сыне: «Если бы Ева знала об этом, она наверняка прожужжала бы все уши Гитлеру, что он должен соответствующим образом позаботиться о сыне и его матери».

В то время любовная связь с Шарлоттой Лобжуа, безусловно, не была главным делом будущего фюрера. Поэтому вернемся к боевым будням ефрейтора Адольфа Гитлера. В качестве посыльного ему часто приходилось общаться с офицерами штаба полка, командирами рот и батальонов, и в его глазах они порой выглядели не с лучшей стороны. В конце 1944 года Гитлер вспоминал о нередких случаях: «...Командир на передовой получил открытку из дома, и кто-то должен был бежать среди бела дня, чтобы доставить ему эту открытку, о которой тот узнал по телефону. Порой это стоило человеку жизни, да и для штабов возникала опасность, потому что днем сверху хорошо видно, кто куда идет. Просто идиотизм! Но только когда надавили сверху, это безобразие постепенно прекратилось. Точно так же было и с лошадьми. Тогда, например, чтобы привезти фунт масла, посылали подводу из Мессина в Фурн». В подобных рассуждениях нельзя не заметить здравого смысла, да и в солдатской смекалке Гитлеру не откажешь.

Конец участию Гитлера в боях Первой мировой наступил под Ла-Монтенем в середине октября 1918 года, за четыре недели до заключения перемирия. 19 ноября 1921 года в письме одному из знакомых он описал, как это было: «В ночь с 13 на 14 октября 1918 г. я получил сильное отравление горчичным газом, вследствие чего поначалу совершенно ослеп». Находясь в лазарете, сначала в баварском городе Оденаарде, а затем в Пазевальке в Померании, Гитлер боялся, что навсегда останется слепым и не сможет ни рисовать, ни заниматься политикой. А политическая ситуация тогда все больше занимала его. В том же письме от 19 ноября 1921 года Гитлер признавался: «С флота постоянно поступали тревожные слухи, что там все бурлит... Мне казалось, что это скорее порождение фантазии отдельных людей, чем действительное настроение широких масс. В лазарете все говорили только о надеждах на скорое окончание войны, но никто не думал, что она прекратится немедленно. Газеты я читать не мог... В ноябре общая напряженность начала нарастать. А потом вдруг как гром среди ясного неба пришла беда. Приехали матросы на грузовиках и начали призывать к революции. Вожаками в этой борьбе за «свободу, красоту и достоинство» жизни нашего народа оказались несколько евреев. Никто из них не был на фронте. Трое из этих «восточных» личностей (солдат Восточного фронта, подвергшихся сильной большевистской агитации. - Б. С .) по пути на родину прошли через так называемый «трипперный лазарет», а теперь пытались навязать стране красную тряпку... Ужасные дни и еще более кошмарные ночи! Я знал, что все потеряно. Надеяться на милость врага могли в лучшем случае дураки или лжецы и предатели. В эти дни и ночи во мне росла ненависть. Ненависть к зачинщикам этих событий. Затем я осознал свою будущую судьбу. И рассмеялся при мысли о будущем, которое еще недавно доставляло мне такие заботы. Разве не смешно строить дома на такой почве? В конце концов мне стало ясно, что наступило то, чего я давно боялся и во что отказывался верить».

После того как Гитлер узнал о революции и об окончании войны, он попросился, чтобы его поскорее перевели в Мюнхен. Тем более что зрение у него уже восстановилось. 21 ноября его выписали из лазарета. В декабре 1918 года Гитлер оказался в запасном батальоне 2-го Баварского пехотного полка. Первая мировая война для него закончилась, а военная служба - еще нет.

Адольф Гитлер вошел в историю, как человек, развязавший Вторую мировую войну. Как личность будущий основоположник и центральная фигура национал-социализма, основатель тоталитарной диктатуры Третьего рейха и фюрер Германии во многом сформировался в годы Первой мировой войны. Какой же была война Адольфа Гитлера в ту пору, когда он был не верховным главнокомандующим, а одним из многих солдат Первой мировой?

Адольф до Первой мировой

В мае 1913 года Гитлер перебрался из Вены в Мюнхен. Зарабатывал он, продавая свои картины и выполняя на заказ вывески и афиши. Австрийская полиция, тем временем, отыскивала его, как «уклониста». В конце концов, ему пришлось даже пройти освидетельствование в Зальцбурге, и комиссия признала будущего фюрера непригодным к военной службе.

Адольф – доброволец

Службу Гитлер начал в 6-м резервном батальоне 2-го баварского пехотного полка №16, который состоял из добровольцев. 8 октября Гитлер присягнул на верность королю Баварии и императору Францу Иосифу.

Адольф на войне

Войну Адольф Гитлер начал на Западном фронте в октябре 1914 года. Участвовал в битве при Изере и в боях под Ипром. Воевал, видимо, очень недурно, поскольку 1 ноября 1914 года ему было присвоено звание ефрейтора.

Гитлер был переведен связным в штаб полка. В 1914 году ефрейтор Гитлер участвовал в позиционных боях во Французской Фландрии, в 1915 – воевал под Нав-Шапелем и Аррасом, в 1916 году – в битве при Сомме. Был ранен. Из госпиталя вернулся в свой полк.

В 1917 году – снова Фландрия и Верхний Эльзас, сражения под Аррасом, Артуа. В 1918 году Гитлер участвовал в весеннем наступлении во Франции, в боях под Суассоном и Реймсом, на Марне и в Шампани. Отличился при доставке донесений на артиллерийские позиции в очень тяжелых условиях и спас немецкую пехоту от обстрела собственной артиллерией.

15 октября 1918 года под Ла Монтенем был отравлен газом. В результате тяжелого поражения нервной системы временно лишился зрения. Лечился сначала в полевом госпитале, а затем – в психиатрическом отделении прусского тылового лазарета в Лазевальке.

Именно здесь, в госпитале, Адольф Гитлер узнал о капитуляции Германии и свержении кайзера. По его собственным воспоминаниям, известие о капитуляции стало для Гитлера тяжелейшим потрясением в жизни.

Награды Адольфа

Солдатом ефрейтор Гитлер был, судя по всему, храбрым. В декабре 1914 года он был награжден Железным крестом II степени. В сентябре 1917 года – Крестом с мечами за боевые заслуги III степени. В мае 1918 года получил полковой диплом за выдающуюся храбрость, а затем – знак отличия за ранения.

В июле 1918 года Гитлеру был вручен Железный крест I степени. Боевые товарищи об Адольфе По многочисленным свидетельствам, ефрейтор Гитлер воевал храбро и умело. Сослуживец Гитлера по 16-ому Баварскому пехотному полку по фамилии Мейер, вспоминая о храбрости Гитлера, вспоминает так же и свидетельство другого их сослуживца, Шлеехубера.

Тот характеризовал Гитлера как «хорошего солдата и безупречного товарища». По словам Шлеехубера, он никогда не видел чтобы Гитлер «каким-либо образом испытывал дискомфорт от службы или уклонялся от опасности», равно как не слышал о нем за время его нахождения в дивизии «ничего отрицательного».

Все это – лишнее подтверждение простого факта: послужной список сам по себе не говорит о человеке решительно ничего.

С первого момента пребывания в столице Баварии все здесь производило на Гитлера благоприятное впечатление. Адольф смотрел как зачарованный на старинные здания и памятники. Он проникся глубокой любовью к Мюнхену. Истинно германский город!

После получасовой прогулки Гитлер обратил внимание на одно объявление: «Сдаются меблированные комнаты респектабельным мужчинам». В доме жил портной Попп с женой. Фрау Попп показала Адольфу комнату на третьем этаже с кроватью, диваном, столом и стулом. «Мы с ним быстро договорились,– вспоминала хозяйка.– Он сказал, что комната ему подходит, и заплатил задаток». В регистрационном бланке он записал: «Адольф Гитлер. Художник-архитектор из Вены». На следующее утро он купил мольберт и начал рисовать.

Гитлер приехал в Мюнхен, исполненный надежд. Он намеревался в течение трех лет изучать искусство и архитектуру, но действительность оказалась намного сложнее. Гитлеру не удалось поступить в местную академию художеств. Заработать в Мюнхене на жизнь художнику было даже труднее, чем в Вене. Коммерческий рынок картин оказался невелик, и Адольф вынужден был униженно предлагать картины на продажу в пивных или заходя в дома. Но он был убежден, что, несмотря на все препятствия, в конце концов достигнет цели, которую поставил перед собой.

В 1913 году Мюнхен со своими 600 тысячами жителей был после Парижа, пожалуй, самым оживленным культурным центром в Европе.

Богемный дух, приветствовавший даже самые необычайные и нелепые теории искусства и политики, существовал в Мюнхене с начала века и привлекал незаурядных личностей всего мира. Здесь провел больше года один политический экстремист под фамилией Майер – это был Владимир Ильич Ульянов, именуемый в подполье Лениным. В Мюнхене он писал трактаты, основанные на теориях Маркса.

Теперь Гитлер часто посещал кафе и рестораны богемного района Швабинг, наслаждаясь атмосферой свободной мысли. Его мятежная и независимая натура никому не мешала. Он был всего лишь одним из многих эксцентриков и всегда находил собеседника, готового выслушать его. Художественный стиль Адольфа не изменился – он оставался академическим без каких-либо элементов экспериментирования.

Вскоре у Гитлера проснулся интерес к марксизму, и он часами просиживал в библиотеках, изучая то, что называл «доктриной уничтожения». «Я погрузился в теоретическую литературу этого нового мира и потом сравнивал его с текущими событиями в политической, культурной и экономической областях. Впервые я попытался освоить эту всемирную чуму».

Возвращался Гитлер из библиотек с парой книг в одной руке и куском колбасы и хлеба в другой. Герр Попп заметил, что он больше не питается в ресторанах, и не раз приглашал его перекусить. Но тот всегда отказывался. Для фрау Попп Адольф был «очаровательным австрийцем», приятным молодым человеком, но каким-то «скрытным». «Нельзя было догадаться, о чем он думает». Часто Гитлер оставался дома, с утра до вечера уткнувшись в толстые книги. Когда хозяйка предлагала ему посидеть вечером на кухне, он всегда под каким-нибудь предлогом отклонял предложения. Однажды она спросила его, что все эти книги имеют общего с рисованием. Адольф улыбнулся, взял ее за руку и сказал: «Дорогая фрау Попп! Все в жизни может пригодиться». После долгого сидения дома он уходил в пивную или кафе и без труда находил слушателей. Кто-нибудь обязательно возражал, и начинались шумные политические дебаты, в которых Гитлер оттачивал свои идеи и теории.

Зима принесла ему новые лишения, потому что уменьшился спрос на его картины. А 18 января 1914 года Гитлер получил предписание явиться для прохождения военной службы в Линц 20 января. В случае неявки Адольфу угрожали штраф и тюремное заключение. Он был в отчаянии. Еще три года назад в Вене он изъявил желание пойти на службу в армию, но ответа не получил. Гитлер отправился к австрийскому генеральному консулу, который с симпатией отнесся к молодому изможденному художнику в поношенной одежде и разрешил послать в Линц телеграмму с просьбой отсрочить призыв до начала февраля. Через день пришел ответ: «Явиться 20 января». Но 20 января уже наступило. Тронутый отчаянием и внешним видом призывника консул разрешил ему написать в Линц письмо с объяснением. Это была мольба о милосердии, полная грамматических ошибок. Законопослушный Гитлер описал свое тяжелое материальное положение и вообще свою полную лишений жизнь. Сжалившийся над ним консул приложил сопроводительную записку, в которой просил военные власти отнестись к молодому человеку по возможности снисходительно.

Власти Линца пошли навстречу и перенесли дату призыва на 5 февраля, а место явки – в близлежащий Зальцбург. Гитлер явился на призывной пункт, но был признан «слишком слабым, негодным для боевой и вспомогательной службы, неспособным носить оружие». Его истощенный вид, вероятно, стал достаточным основанием для такого определения. Адольф вернулся в свою каморку и засел за плакаты.

Но его жизнь художника и подающего надежды архитектора была прервана 28 июня 1914 года, когда в Сараево сербским студентом Гаврилой Принсипом был убит наследник австро-венгерского престола Франц Фердинанд. Неприязнь Гитлера ко всему славянскому, которая укоренилась еще в Вене, теперь переросла в ненависть. События развивались стремительно. Ровно через месяц Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В ответ на это в России, пришедшей на помощь славянской стране, началась всеобщая мобилизация. 1 августа Германия объявила войну России.

Сообщение о войне с Россией было с энтузиазмом встречено громадной толпой на мюнхенской площади. В первых рядах стоял Адольф Гитлер, без шляпы, аккуратно одетый, с усиками. Никто не хотел войны больше, чем он. «Даже сегодня,– писал Гитлер в «Майн кампф»,– я не стыжусь признаться, что, исполненный энтузиазма, я упал на колени и от всего сердца воздал благодарность Богу за то, что он предоставил мне возможность жить в такое время». Для Гитлера это стало началом реализации его мечты о Великой Германии.

Приверженцы пангерманизма неистовствовали. «Мы должны собрать всех немцев в один рейх, в единый народ». Эти слова полностью отражали стремления Адольфа Гитлера. Он считал Гогенцоллернов наследниками средневековых тевтонских рыцарей, которые установили германское колониальное господство над славянскими землями на востоке, и поэтому был убежден, что Германия должна воевать за «свободу и будущее».

3 августа, в день объявления войны Франции, Гитлер послал петицию баварскому королю Людвигу III с просьбой зачислить его в армию. На следующий день патриотически настроенный молодой человек получил ответ, в котором сообщалось, что он принят как доброволец. 16 августа Гитлера приписали к 1-му Баварскому пехотному полку.

Тем самым были решены его две самые жгучие проблемы: во-первых, он не станет служить в австрийской армии, во-вторых, ему не придется зимовать в одиночку. Надев мундир, Гитлер опасался лишь того, что война закончится без его участия.

Несколько дней спустя его перевели во 2-й Баварский полк, и он вместе с другими солдатами начал осваивать азы боевой и строевой подготовки. Через неделю Гитлера приписали к 16-му Баварскому резервному пехотному полку. Товарищ Адольфа Ганс Менд заметил, что когда тот получил винтовку, он «смотрел на нее с восторгом, как женщина на драгоценность».

1 октября Гитлер сообщил своим квартирным хозяевам, что его полк покидает Мюнхен. Он пожал руку герру Поппу и попросил его написать сестре, если он погибнет. Затем Адольф обнял хозяйку и двух ее детей. Фрау Попп расплакалась. Тогда Гитлер резко повернулся и выбежал из дома. На следующий день солдаты приняли присягу, по этому случаю им выдали двойные пайки, а на обед подали жареную свинину с картошкой.

На следующее утро полк выступил маршем в западном направлении, к Лехфельду, находящемуся на расстоянии около 60 километров от Мюнхена. С ранцами на спине солдаты шагали почти одиннадцать часов под проливным дождем. «Меня поместили в конюшне,– писал Гитлер фрау Попп.– Я весь промок и не могу уснуть». К полудню третьего дня они прибыли к месту назначения смертельно уставшими, но, стараясь не показать этого, гордо прошли в лагерь на виду у группы французских военнопленных.

Первые пять дней в лагере с интенсивной подготовкой и ночными маршами были для Адольфа самыми трудными. Только 20 октября Гитлер выкроил время написать фрау Попп и сообщить ей, что вечером они выступают на фронт. «Я ужасно счастлив,– признавался он в заключение.– После прибытия на место назначения сразу напишу и дам вам адрес. Надеюсь, мы скоро будем в Англии». В этот вечер новобранцев погрузили в эшелон, и Адольф Гитлер, архипатриот Германии, наконец получил возможность участвовать в битве за отечество.

Когда солдаты заполняли вагоны, лейтенант Фриц Видеман, профессиональный военный, будущий адъютант Гитлера (в 1935–1939 гг.), смотрел на них со смешанным чувством. Командиры были в основном из запаса, солдаты получили далеко не лучшую подготовку. Не хватало пулеметов, не было касок. В атаку солдатам предстояло идти в фуражках. Но моральный дух был на высоте, слышались песни и смех. Все надеялись на победу к новому году.

Восемь дней спустя рота Гитлера была брошена в бой у Ипра. Когда в утреннем тумане новобранцы выступили на смену подразделению на переднем крае, на стоящий перед ними лес обрушилась английская и бельгийская артиллерия. Деревья падали, как соломинки. Солдаты поползли вперед. Но атака захлебнулась.

Бой длился четыре дня. Был убит командир полка, его заместитель, подполковник,– тяжело ранен. К середине ноября в 16-м полку осталось 39 офицеров и менее 700 солдат, тем не менее было приказано продолжать атаки.

Адольф Гитлер в военной форме во время Первой мировой войны, 1915

Немецкое наступление и само сражение превратилось в позиционную, окопную войну. Для штаба и прикомандированных к нему солдат наступал сравнительно спокойный период – они расположились в глубине обороны, около деревни. Наконец у Гитлера появилась возможность рисовать. Он вынул свои художественные принадлежности и написал несколько акварелей.

А у лейтенанта Видемана и сержанта Аманна появилось время составить список представленных к наградам. Они рекомендовали Гитлера к награждению Железным крестом первой степени, но так как он считался «штабным», его фамилию поставили в конце списка.

Лишь по этой причине Гитлер получил крест второй степени. Но он был очень доволен и через два дня написал фрау Попп: «Это был самый счастливый день в моей жизни». Гитлер также получил звание ефрейтора и заслужил уважение товарищей.

Рядовой Ганс Менд после Мюнхена не видел Гитлера. Тогда Адольф казался слишком слабым даже для того, чтобы идти в полной боевой выкладке. Теперь же, с винтовкой в руках и каской на голове, он легко двигался, глаза его блестели – в общем, настоящий солдат с передовой. Другие посыльные уважали его за бесстрашие, но не могли понять, почему этот австриец так рискует жизнью. «Он какой-то странный,– сказал один из них Менду,– живет в своем собственном мире, но в целом хороший парень».

Несмотря на тирады о вреде курения и выпивки, сослуживцам «Ади» в целом нравился, потому что на него всегда можно было положиться. Он никогда не бросал раненого товарища, не притворялся больным, если надо было выполнить опасное задание. Кроме того, в моменты затишья Адольф был интересным собеседником, не лишенным чувства юмора. Например, как-то раз один солдат подстрелил зайца и решил взять его с собой в отпуск, но уехал с пакетом, в который подложили кирпич,– кто-то подшутил над ним. Гитлер передал жертве шутки два рисунка: на одном солдат разворачивает дома кирпич, на другом – его товарищи едят зайца.

В отличие от многих других Гитлер почти не получал посылок из дома и, чтобы удовлетворить свой отменный аппетит, был вынужден покупать дополнительную еду у поваров, за что получил прозвище «обжора». В то же время он был слишком горд, чтобы участвовать в дележе посылок своих товарищей, и обычно резко отказывался от этого: «Я не могу отплатить тем же». Почти так же он отверг предложение лейтенанта Видемана выделить ему к Рождеству десять марок из фондов столовой.

Вскоре после рождественских праздников полк снова был послан на передовую. «Мы все еще на старых позициях и постреливаем во французов и англичан,– писал Адольф Поппам 22 января 1915 года.– С нетерпением ждем смены. Надеемся, что скоро будет наступление по всему фронту. Так вечно продолжаться не может».

Во время очередного затишья в окоп, где находился Гитлер, прыгнул белый терьер, вероятно, принадлежавший английскому солдату. Гитлер схватил собаку, которая сначала пыталась вырваться. «Пес не понимал ни слова по-немецки, но я терпеливо приручал его. Постепенно он привык ко мне». Гитлер дал собаке кличку Фуксль (Лисенок) и научил ее различным трюкам, например карабкаться по лестнице. Фуксль всегда был при хозяине, даже ночью спал возле него.

Когда Гитлера спрашивали, откуда он, тот обычно отвечал – из 16-го полка (но не из Австрии). После войны он собирался жить в Германии, но сначала надо победить. В этом вопросе Адольф был фанатиком, и если кто-нибудь говорил, что победы в этой войне не добьешься, он приходил в ярость и, шагая взад-вперед, кричал, что Германия добьется своего.

К концу лета 1915 года Гитлер стал незаменимым человеком для полкового штаба. Телефонные линии часто повреждались разрывами снарядов, и связь поддерживалась только благодаря посыльным. «Мы очень скоро увидели, кто из посыльных самый надежный»,– вспоминал лейтенант Видеман. Гитлер пользовался уважением товарищей как за свою смекалку, так и за исключительную храбрость. Но было в нем нечто, отличающее его от других,– ярко выраженное служебное рвение. Одному коллеге-посыльному Гитлер как-то сказал: «Самое важное – это доставить донесение к месту назначения. Это существеннее, чем личная амбиция или интерес». Он всегда готов был выполнить любое поручение и часто делал это добровольно.

Однако постоянная беготня с приказами начала сказываться на Гитлере. Он еще больше исхудал. Когда перед рассветом возобновляла огонь английская артиллерия, Адольф вскакивал с койки, хватал винтовку и начинал расхаживать взад-вперед, пока все не просыпались. Он стал очень раздражительным. Когда кто-то жаловался на уменьшение мясных панков, Гитлер резко отвечал, что французы в 1870 году ели крыс.

В начале 1916 года полк Гитлера был передислоцирован в южном направлении и принял участие в битве на Сомме. Началась она с атаки английских войск, такой кровопролитной, что в первый же день союзники потеряли почти 20 тысяч солдат. В районе Фромеля артиллерийским огнем в ночь на 14 июля была выведена из строя связь. Гитлер и еще один посыльный были направлены для доставки приказов. Совершая перебежки и спасаясь от огня в воронках от снарядов, они выполнили поручение, но товарищ Гитлера упал от истощения. Адольф приволок его обратно на себе.

Сражение продолжалось с большими потерями для обеих сторон три месяца. Союзники непрерывно атаковали, но это была бессмысленная бойня, ибо немецкая оборона устояла. Гитлер оставался живым и невредимым, но в конце концов и ему не повезло. В ночь на 7 октября в узком тоннеле, ведущем к полковому штабу, у выхода разорвался вражеский снаряд. Гитлер был ранен в бедро.

Адольфа эвакуировали в полевой госпиталь. Его первая рана не была серьезной, но в палате Гитлер пережил странный шок, когда услышал голос медсестры. «Услышать впервые за два года, как женщина говорит на родном языке»,– это было выше его сил, и он потерял сознание. Вскоре его отправили санитарным поездом в Германию. В военном госпитале неподалеку от Берлина фронтовики с передовой, отвыкшие спать на белых простынях, сначала даже не отваживались на них ложиться. Гитлер постепенно привык к комфорту, но ни в коем случае не к цинизму некоторых раненых. Когда он поправился, его отпустили на воскресенье в Берлин. Адольф увидел голод и крайние лишения, а также «сволочей, агитирующих за мир».

Из госпиталя Гитлера направили в резервный батальон в Мюнхене. Там, как он писал в «Майн кампф», он наконец нашел объяснение падению морального духа. Евреи!

Именно они в тылу плели заговор с целью добиться падения Германии. «Почти каждый писарь был еврей и почти каждый еврей – писарь. Я был изумлен, видя эту шайку вояк из определенных людей, и не мог не подумать о том, как их мало на фронте». Гитлер был убежден, что «еврейские финансы» захватили контроль над германской экономикой. «Паук начал медленно высасывать кровь из тела народа».

Гитлер не мог больше торчать в Мюнхене. Настроение солдат в запасном батальоне вызывало в нем отвращение. Никто не чтил фронтовиков. Эти новобранцы и представления не имели о его страданиях в окопах. Адольф рвался к своим и в январе 1917 года написал лейтенанту Видеману, что «снова годен для службы» и хочет «вернуться в свой старый полк, к старым товарищам». 1 марта Адольф опять прибыл в 16-й полк, где его тепло встретили и офицеры, и солдаты. А его собака Фуксль была просто вне себя от радости. Ротный повар приготовил в честь Гитлера праздничный ужин – картофельный рулет, хлеб, варенье и пирог. Наконец Гитлер был среди своих, дома. Он полночи бродил с фонарем в руке, закалывая штыком крыс, пока кто-то не запустил в него сапогом.

Вскоре полк был передислоцирован в район Арраса. Началась подготовка к весеннему наступлению. В свободное время Гитлер рисовал. Он запечатлел несколько сцен из прошедших битв.

Несмотря на долгую и безупречную службу, Гитлер все еще оставался ефрейтором. Одной из причин, по словам Видемана, была его «недостаточная способность к руководству», другой – его небрежная выправка, сутулость, не всегда вычищенные сапоги, недостаточно четкий стук каблуков при приближении офицеров. Однако более существенная причина заключалась в том, что унтер-офицерских должностей среди посыльных не было. Если бы Адольфа повысили в звании, он бы перестал быть посыльным, следовательно, полк лишился бы своего лучшего посыльного.

В это лето полк вернулся на свое первое поле боя в Бельгии для участия в третьей битве за Ипр. Она была такой же кровавой, как и первая. В августе потрепанный полк был переведен на отдых в Эльзас. В дороге у Гитлера случилось два несчастья. Железнодорожник, очарованный проделками Фуксля, предложил за собаку двести марок, но Гитлер с негодованием отказался. Однако при разгрузке Фуксль исчез. «Я был в отчаянии,– говорил потом Гитлер.– Свинья, которая украла мою собаку, не понимает, что со мной сделала». Примерно в то же время другая «свинья» залезла в его рюкзак и украла кожаную сумку с акварелями и набросками. Обиженный и оскорбленный – сначала гражданской «штафиркой», потом трусливым новобранцем (фронтовики с передовой никогда не воровали у товарищей), Адольф забросил рисование.

До конца года полк не участвовал в активных боевых действиях. На Западном фронте в целом было спокойно, но эта зима оказалась самой тяжелой для солдат на передовой. Были урезаны нормы питания, и людям приходилось есть кошек и собак. Товарищи Гитлера вспоминали, что сам он предпочитал кошек (возможно, из-за Фуксля). Его любимым блюдом в то время стал кусок хлеба с медом или мармеладом. Однажды Адольф обнаружил большие ящики с сухарями и, изголодавшийся, начал систематически их воровать. Он делился добычей с товарищами, а иногда менял сухари на сахар.

Дома население тоже вынуждено было есть собак и кошек (последних называли «голубями крыш»). Из опилок и картофельной кожуры делали хлеб, молока почти не было. Страдали и союзники Германии. В Вене и Будапеште начались забастовки, вызванные не только голодом, но и требованиями заключить мир с новым, большевистским правительством России. Стачки распространились и на саму Германию. 28 января 1918 года там началась всеобщая забастовка рабочих.

На фронте сообщения о всеобщей забастовке были встречены по-разному. Одни устали от войны и жаждали мира. Многие же считали, что тыл их предает. К последним принадлежал и Гитлер. Он метал громы и молнии по адресу «саботажников и красных».

Наконец 3 марта 1918 года Берлин подписал в Брест-Литовске мирный договор с Советами. Условия, навязанные молодому большевистскому правительству, оказались настолько тяжелыми, что, по мнению германских левых, подлинной целью договора было удушение русской революции. Новость о капитуляции большевиков вдохновила солдат, подобных Гитлеру. Им казалось, что теперь победа близка как никогда. В течение следующих четырех месяцев полк Гитлера принимал участие во многих боях весеннего наступления Людендорфа, включая битвы на Сомме и Марне. Боевой дух Гитлера был чрезвычайно высок. Однажды при выполнении очередного задания он заметил в окопе что-то похожее на французскую каску. Адольф подполз поближе и увидел там четырех французских солдат. Гитлер, вытащив пистолет – к этому времени винтовки у посыльных были заменены на пистолеты,– начал выкрикивать по-немецки команды, будто при нем находилась рота солдат. Так один ефрейтор привел четырех военнопленных к командиру полка полковнику фон Тубойфу и получил от него благодарность. «Не было никаких обстоятельств или ситуаций,– вспоминал Тубойф,– которые помешали бы ему вызваться добровольцем на самые трудные и опасные задания. Он всегда был готов пожертвовать своей жизнью ради отечества». 4 августа Гитлер получил Железный крест первой степени. Награду ему вручил батальонный адъютант, старший лейтенант, и ко всему прочему еврей, Хуго Гутман.

К этому времени стало ясно, что великое наступление Людендорфа провалилось. Поражение на Западном фронте вызывало шок, особенно после исторических побед на Востоке. Последовало падение морального духа войск, даже среди старых фронтовиков. На вагонах появились написанные мелом лозунги типа «Мы воюем не за честь Германии, а за миллионеров». Слыша о волнениях в тылу и об угрозе распада фронта, Гитлер еще больше горячился, когда говорили о «предательстве красных». Но его голос терялся в хоре протестов недавно прибывших солдат. Как вспоминал Шмидт, в такие моменты Гитлер «приходил в ярость и обрушивался на пацифистов и саботажников». Однажды он даже подрался с оппонентом. По словам Шмидта, «новички презирали его, но нам, старым солдатам, он очень нравился».

Гитлер (второй справа в верхнем ряду) в военном госпитале, 1918

Четыре года окопной войны породили в Гитлере, как и во многих германских патриотах, лютую ненависть к тыловым пацифистам и симулянтам, которые «всаживают нож в спину». Адольфа и ему подобных охватила жажда мщения, и из всего этого проступала политика будущего. Гитлер был уже далеко не тот доброволец-мечтатель 1914 года. Четыре года в окопах развили в нем чувство товарищества и уверенности в себе. Сражаясь за Германию, Гитлер стал настоящим немцем, который гордился своим мужеством.

В начале сентября 16-й полк был снова переброшен во Фландрию. Накануне всем разрешили взять кратковременные отпуска. С сослуживцем по имени Арендт Гитлер съездил в Берлин, а также навестил родственников в Шпитале. Через несколько недель 16-й полк в третий раз занял позиции в районе Ипра. Утром 14 октября Гитлер ослеп от газов близ деревни Вервик. Его зрение восстановилось, но он снова потерял его 9 ноября, после того как узнал, что Германия собирается капитулировать. Несколько дней спустя он услышал «таинственные голоса».

Высказывались утверждения о том, что фашизм зародился непосредственно в годы Первой мировой войны. Сам Гитлер уверял, что те годы оказали решающее значение для формирования его антисемитской и пангерманской идеологии. Для достижения политических и карьерных целей он активно использовал свой военный опыт, а его последователи создали множество мифов и легенд, в основе которых лежали героические деяния фюрера и его врожденные качества лидера.

Томас Вебер опровергает все эти утверждения. Ввиду отсутствия документальных данных о Гитлере, касающихся тех лет, исследователь в максимальной степени использует фронтовые сводки мюнхенского Военного архива и свидетельства его бывших соратников по 16 Баварскому пехотному резервному полку (16 ПРП), названному полком имени Листа (List) в честь первого командира, погибшего в 1915 году.

Цель книги заключается в том, чтобы проанализировать, вписывается ли Гитлер в особый микромир этой воинской части и решить, что повлияло на формирование его мировоззрения: ужасы войны или послевоенный революционный опыт. Стал ли Гитлер прямым продуктом войны или мы имеем дело с исключительным случаем политического самовнушения? В научном труде однозначного ответа на этот вопрос не дается. Хотя автор и отрицает влияние войны на формирование радикальных политических взглядов, при этом он подчеркивает влияние таких непредвиденных событий, как радикальный поворот в развитии Баварской революции 1918-1919 годов. И доходит до утверждения о том, что если бы баварская монархия продолжила линию на консервативное реформаторство и не допустила таким образом революции, Гитлер продолжал бы зарабатывать на жизнь рисованием умилительных почтовых открыток.

В книге, прежде всего, исследуется история 16-го Баварского ПРП, воинской части, которую не особенно ценило высшее командование. Она участвовала в крупных сражениях (в первом сражении при Ипре в 1914 году, в Нев-Шапельском (Neuve Chapelle) сражении 1915 года и в сражении на реке Сомма осенью 1916 года). В этом полку был отмечен рост случаев дезертирства и неподчинения командирам, а количество потерь было выше (погиб каждый четвертый военнослужащий), чем в среднем по германской армии (каждый шестой).

Выжженная земля

Действительно, между солдатами противоборствующих сторон скорее наблюдалось братание, чем озлобление. Хотя вначале немецкое командование предприняло чрезвычайно жесткие меры против французских и бельгийских снайперов, что было вызвано необходимостью быстрой победы с целью избежать боевых действий на двух фронтах, ожесточение на полях сражений особенно усилилось лишь после того, как верховное командование приняли на себя Гинденбург и Людендорф, ставшие применять тактику выжженной земли.

16-й ПРП участвовал в сражении при Вердене и весьма слабо проявил себя в боях на реке Сомма. Именно там произошло его окончательное моральное разложение. Потеряв более 50% личного состава, он сражался в течение всего лишь трех недель, вместо установленных двух месяцев.

Из докладов и свидетельств явствует, что Гитлер был весьма угодлив и щедр по отношению к начальству и презрительно относился к своим боевым товарищам. Он сумел добыть себе теплое местечко при штабе полка и благодаря этому подвергался меньшему риску, чем бойцы на передовой. Был дважды ранен, награжден (в августе 1918 года он получил Железный Крест первой степени) и находился на военной службе в течение 42 из 51 месяца войны. В битве на реке Сомма он участвовал всего лишь четыре дня, да и то находясь за два километра от линии фронта. Он снова оказался далеко от фронта, когда разыгрались наиболее ожесточенные сражения лета и осени 1918 года. Газовая атака в ночь с 13 на 14 октября положила конец его участию в войне. Гитлер прошел курс лечения от «окопной истерии» в отделении психиатрии военного госпиталя, что он тщательно скрывал во время всей своей дальнейшей политической карьеры.

Во второй части книги описывается влияние, которое военный опыт оказал на усиление нацизма, имперских настроений Гитлера и на историческое развитие Германии после Первой мировой войны.

Вебер делает вывод о том, что не война вызвала рост ультранационалистических настроений среди военнослужащих 16 Баварского ПРП, а именно последующие события (провозглашение Республики в Германии, убийство Айснера в феврале 1919 года и переход на радикальные позиции Баварской Советской республики) привели к укреплению и встраиванию в политическую систему праворадикальных сил и одновременному ослаблению социал-демократических и либеральных партий.

Бурные времена

Вслед за участниками Historikerstreit (дискуссии 80-х годов об ответственности нацистов за то, что произошло в Германии) исследователь заявляет, что борьба с большевизмом не входила в приоритеты национал-социализма на раннем этапе его развития. В эти бурные времена сумятица в умонастроениях людей была вполне обыденным явлением, что подтверждает служба Гитлера советскому правительству Баварии и его поддержка национал-большевистских идей Е. Никеша (E. Niekisch), главы Революционного совета. Его антисемитизм возник в революционный и послереволюционный период, но его политическое будущее еще окончательно не определилось, когда он поступил в отдел контрреволюционной пропаганды армии.

Увидев, как исчезает дух товарищества среди солдат, до того времени заменявший ему семью, в сентябре 1919 он вступает в Рабочую партию Германии, где пытается сплотить вокруг себя бывших сослуживцев из штаба полка. Однако, большинство из них за ним не пошли: лишь 17% ветеранов 16 Баварского ПРП стали членами Нацистской партии. Автобиографическая мистификация «Майн Кампфа», использовавшая миф о безукоризненном послужном списке полка имени Листа в качестве гитлеровского прототипа будущего национал-социалистического общества, не смогла скрыть, что во время войны не существовало ни духа товарищества (Kameradschaft), ни боевого братства (Frontgemeinschaft), а лишь взаимная подозрительность и вражда между рядовыми.

Миф о храбром солдате активно продвигался нацистской пропагандой с 1925 по 1933 год, несмотря на опровергающие заявления и слабое желание бывших однополчан вставать под знамена Гитлера и национал-социализма.

Также не представляются обоснованными размышления об отсутствии преемственности между насилием Первой мировой войны и жестокостью Второй, которые основываются на том, что главными действующими лицами обеих войн были представители молодого поколения, не имевшего опыта боевых действий. Как указывал Г.Л. Моссе (G.L. Mosse), дух милитаризма, заполнивший годы между двумя войнами, связал воедино экстремальный опыт, накопленный обоими поколениями.

Первая мировая не стала питательной средой для будущих нацистов, однако из ее горнила вышли ветераны, чьи воспоминания озарили своим мистическим светом политическое будущее фюрера. Возможно, как указывает Вебер, персонаж по имени Гитлер не был непосредственным порождением войны, но в результате войны возник мир, сделавший возможным появление мифа о Гитлере.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Какой же была война Адольфа Гитлера в ту пору, когда он был не верховным главнокомандующим, а одним из многих солдат Первой мировой?

Адольф до Первой мировой

Провалившись в первом туре в Венскую художественную академию, Адольф Гитлер занялся тем, что мы сегодня называем «косить от армии»: он менял адреса, переезжал с места на место, всячески уклоняясь от призыва в австрийскую армию. Он не желал служить бок о бок с евреями, чехами и представителями других национальностей, которых он позже объявит «недочеловеками». В мае 1913 года Гитлер перебрался из Вены в Мюнхен. Зарабатывал он, продавая свои картины и выполняя на заказ вывески и афиши. Австрийская полиция, тем временем, отыскивала его, как «уклониста». В конце концов, ему пришлось даже пройти освидетельствование в Зальцбурге, и комиссия признала будущего фюрера непригодным к военной службе.

Адольф – доброволец

Когда началась Первая мировая, Гитлеру было 25 лет. По его собственным словам, он был очень обрадован известию о начале войны. Он тут же подал заявление на имя короля Баварии с просьбой служить в Баварской армии, и получил в ответ приглашение явиться в любой баварский полк. Службу Гитлер начал в 6-м резервном батальоне 2-го баварского пехотного полка №16, который состоял из добровольцев. 8 октября Гитлер присягнул на верность королю Баварии и императору Францу Иосифу.

Адольф на войне

В 1914 году ефрейтор Гитлер участвовал в позиционных боях во Французской Фландрии, в 1915 – воевал под Нав-Шапелем и Аррасом, в 1916 году – в битве при Сомме. Был ранен. Из госпиталя вернулся в свой полк. В 1917 году – снова Фландрия и Верхний Эльзас, сражения под Аррасом, Артуа. В 1918 году Гитлер участвовал в весеннем наступлении во Франции, в боях под Суассоном и Реймсом, на Марне и в Шампани. Отличился при доставке донесений на артиллерийские позиции в очень тяжелых условиях и спас немецкую пехоту от обстрела собственной артиллерией. 15 октября 1918 года под Ла Монтенем был отравлен газом. В результате тяжелого поражения нервной системы временно лишился зрения. Лечился сначала в полевом госпитале, а затем – в психиатрическом отделении прусского тылового лазарета в Лазевальке. Именно здесь, в госпитале, Адольф Гитлер узнал о капитуляции Германии и свержении кайзера. По его собственным воспоминаниям, известие о капитуляции стало для Гитлера тяжелейшим потрясением в жизни.

Награды Адольфа

Боевые товарищи об Адольфе

По многочисленным свидетельствам, ефрейтор Гитлер воевал храбро и умело. Сослуживец Гитлера по 16-му Баварскому пехотному полку по фамилии Мейер, вспоминая о храбрости Гитлера, вспоминает так же и свидетельство другого их сослуживца, Шлеехубера. Тот характеризовал Гитлера как «хорошего солдата и безупречного товарища». По словам Шлеехубера, он никогда не видел чтобы Гитлер «каким-либо образом испытывал дискомфорт от службы или уклонялся от опасности», равно как не слышал о нем за время его нахождения в дивизии «ничего отрицательного».